«Хочешь помочь бездомному - дай ему жильё и работу!»
«Хочешь помочь бездомному - дай ему жильё и работу!»
13.09.2021 12016
Сколько людей, столько мнений... И не всегда кто-то из них прав, а кто-то нет. И не всегда «истина - посередине. Сегодня в разговор о проблемах бездомности включается руководитель Дома трудолюбия «Ной» Эмиль СОСИНСКИЙ. Беседу с ним ведёт председатель редакционного совета «Бизнес-Диалог Медиа» Вадим ВИНОКУРОВ ЧАСТЬ I
«Не надо помогать человеку оставаться бомжом»
Вадим ВИНОКУРОВ: Эмиль Валерьевич, вначале хотелось бы, чтобы вы рассказали о своем Доме трудолюбия «Ной», точнее - об этой уже сети приютов для бездомных. Что они собой представляют, что вам удается, а что нет, каким образом и за счет чего вы работаете?
Эмиль СОСИНСКИЙ: Началось все в 2003 году, когда я стал прихожанином храма в Красногорске. Когда я туда только пришел, мне сразу же бросились в глаза люди, стоящие на паперти, просящие милостыню. Буквально через месяц по благословлению настоятеля я взял на себя работу с этими людьми. Тогда это называлось церковная благотворительность, сейчас - социальная работа. И тогда же я понял, что одна из самых тяжёлых проблем, которые стоят перед людьми верующими, - это как помочь тем, кто приходит в поисках различной материальной помощи.
Первые два года мы делали то же самое, что делают и все остальные, кто начинает работать с бездомными, то есть мы им давали деньги, продукты, одежду, восстанавливали документы, покупали билеты домой, искали им работу и место проживания, арендовали для них жильё. Мы дошли даже до того, что жильё им покупали! Не в Москве, естественно, но покупали.
Через два года стало абсолютно очевидно, что все виды этой так называемой «срочной помощи бездомным» не то что не эффективны, а просто антиэффективны. То есть всё то, что дается людям «на халяву», оно им вредит. Вместо того, чтобы прекращать жить попрошайничеством, жить в постоянной пьянке, эти люди ещё больше уверялись в том, что вполне можно и так: получать в виде милостыни огромные деньги, совершенно не работая, заниматься любимым делом, которым для них является пьянка. Для этого достаточно придумывать и рассказывать всё больше и больше душещипательных историй о том, почему они оказались в этой ситуации. И они рассказывают... Что вообще-то они не алкоголики, а трудяги, что их просто кинули на работе или выгнали родственники, что они попали на «чёрных риелторов» и т.д. То есть виноваты все вокруг, а они - случайные жертвы, и оказаться в их ситуации может любой. Россказнями этими они и начинают заниматься, а цель одна - постоянно пить, никогда не работать и вести вот такой - любимый для них образ жизни.
Стало понятно, что если мы действительно хотим им добра, надо действовать по-другому. Ни в коем случае не помогать им продолжать вести тот образ жизни, к которому они всё больше привыкают. Потому что если ты делаешь всё то, что он от тебя хочет - а хочет он, чтобы ему подавали, чтобы его кормили, одевали, лечили, - но сам он при этом ничего в своей жизни менять не собирается, - это значит вредить ему всеми возможными способами. Это значит - помогать человеку оставаться бомжом. Подход надо менять полностью, и в первую очередь - определить цели.
Цель мы поставили - сделать так, чтобы человек мог вырваться из этого бесконечного круга пьянки и тунеядства. Не один человек, а многие люди. Их в Москве тогда, в начале 2000-х и, наверное, до середины 10-х годов были десятки тысяч. Площадь трёх вокзалов называлась «плешка», вся она, если вы вспомните, была завалена пьяными телами. Как и все подземные переходы, особенно у метро и у вокзалов, детские площадки, подъезды и т.д.
Если мы хотим помочь этим людям, то систему помощи надо менять в корне: никаких раздач им всего, что в голову придёт. Ни в коем случае! Давать им нельзя ничего. Не только деньги, но и продукты, потому что всё это превращается в лучшем случае в закуску, а в худшем случае всё, что можно продать, продается, а выручка идёт на алкоголь.
Самым эффективным, а может быть и единственно возможным способом для того, чтобы им помочь, является создание таких мест, куда человек может сразу с улицы уйти. Мест, где вокруг трезвое окружение. Потому что на улице вокруг них - только пьяные, 90 процентов бездомных - это алкоголики, по этой причине они в общем-то там и оказались.
А любой специалист, занимающий алкоголиками, скажет, что если ты хочешь сделать так, чтобы они перестали пить, их надо выдернуть из обстановки, где вокруг пьют все. То есть должна быть трезвая окружающая «терапевтическая среда».
Поэтому мы обратились к российскому историческому опыту - к «Дому трудолюбия» Святого Иоанна Кронштадтского, который ещё в конце XIX века говорил: «Хочешь помочь бездомному - дай ему жильё и РАБОТУ!» С этой работой он начнёт себя сам содержать и опять станет членом общества.
Жилья индивидуального ему, конечно, давать нельзя, потому что он его тут же превратит в притон. Это должно быть общинное жильё со строгими правилами: люди должны трудиться, должны себя содержать. У них общинность вместо самостоятельности. Так они становятся нормальными социализированными людьми.
И вот в 2011 году был арендован первый дом... Сегодня все дома, находящиеся под нашими приютами, арендованы, потому что на то, чтобы построить или купить что-то, нужны просто огромные деньги. Так как речь идёт о Подмосковье, это не реально. На данный момент у нас уже 19 приютов, в них проживает около тысячи человек. Проживает постоянно, а не так, чтобы они туда пришли, переночевали, а с утра их оттуда выгнали. Нет, они действительно могут там жить. Жить, что очень важно, без срока. То есть нет никаких ограничений на время, в течение которого человек должен реабилитироваться. Все эти сроки придуманы теми, кто понятия не имеет, что бездомные - это алкоголики. Те, кто говорит, что среди бездомных алкоголиков почти нет, что им просто нужно восстановить документы и всё будет хорошо, говорят неправду. Причем кто-то это делает вполне осознанно: он уже знает, что это не работает, но ему важно так говорить для получения каких-то благотворительных пожертвований, грантов и т.д.
На самом деле реабилитировать алкоголика за короткий период времени невозможно, поэтому срок пребывания у нас не ограничен. Сколько ему нужно, столько он может у нас находиться. Вот, нам уже десять лет в этом году, и есть люди, которые все эти годы у нас живут.
Если вдруг у человека появляется такая внутренняя сила, что он может уже не пить даже если уходит из трезвого окружения, - пожалуйста, у нас выход свободный, он всегда может попробовать начать самостоятельную жизнь. Но если не получается, всегда может вернуться. Для большинства алкоголиков в последней стадии, которыми и являются бездомные, жизнь в общине - это в общем-то лучший вариант до конца жизни, потому что большинство из них, когда уходят, опять спиваются и кончают жизнь под забором.
Вадим ВИНОКУРОВ: У меня, честно говоря, на памяти опыт не Иоанна Кронштадтского, а скорее - опыт той колонии, которую создал Макаренко.
Эмиль СОСИНСКИЙ: Дело в том, что у Макаренко были подростки, отнюдь не алкоголики в последней стадии. Я согласен с тем, что вот это вот «само-» - самодисциплина, самоустройство - оно должно быть, но, к сожалению, наш контингент намного труднее, чем тот, с которым работал Макаренко. У тех ребят не было ещё полной «пропитости» мозгов, рук и т.д.
Вадим ВИНОКУРОВ: С другой стороны, вы же понимаете, что для подростков характерны и бо́льшая агрессивность, и другие довольно сложные возрастные, скажем так, «особенности»...
Эмиль СОСИНСКИЙ: Это так.
Вадим ВИНОКУРОВ: А люди, с которыми работаете вы, всё-таки достаточно взрослые.
Эмиль СОСИНСКИЙ: У нас все возрасты - с рождения и до смерти. Для нас нет никакой разницы, сколько ему лет, какого он пола или вероисповедания. Это все не играет абсолютно никакой роли. Важно, чтобы человек согласился жить в трезвости и в труде - вот это основное наше правило. Даже физическое состояние не важно: есть у нас и, скажем так, «относительно работоспособные», а полностью здоровых, мне кажется, нет.
Вадим ВИНОКУРОВ: Алкоголик и не бывает полностью здоров.
Эмиль СОСИНСКИЙ: Да, есть полностью больные, есть даже лежачие инвалиды, но даже им мы пытаемся найти какое-то рукоделие, чтобы они могли не просто лежать, а реально что-то делать. Кто-то из них нарезает ненужную женскую одежду на ленточки, потом сплетает из них косички, их этих косичек мотает клубочки, а потом из этих клубочков плетёт коврики. То есть у нас все что-то делают.
«Нас и здесь неплохо кормят...»
Вадим ВИНОКУРОВ: Я правильно понимаю, что это получается своего рода «облегченная версия монастыря»? Если убрать постриг, установить чуть легче правила...
Эмиль СОСИНСКИЙ: Если убрать из монастыря постриг и правила, то это уже будет не монастырь, а какое-то социальное учреждение. Из монастыря этого убирать нельзя, в монастыре это вынужденная мера. Либо потому что там нет «трудников» и должен кто-то работать, а кроме бездомных туда мало кто идёт. Либо потому, что вокруг заняться вот этими бездомными людьми просто некому, и тогда монахи берут на себя заботу о них. Потому что иначе эти люди просто погибают на улице или совершают преступления. То есть на монастырь в данном случае ссылаться не правильно, потому что он вообще не для этого создан.
Если сравнивать с теми же ЛТП (лечебно-трудовые профилактории) советского периода, если сравнивать с различными «работными домами», которые были не помню даже с каких веков и в России, и в Англии - везде, то принципиальное отличие от них Дома трудолюбия Иоанна Кронштадтского, которое он в свое время внес заключается в том, что, как он говорил, надо не просто дать им жильё и еду в обмен на работу, они должны - получать зарплату, они должны себя содержать.
Вот это - принципиальное отличие, потому что до создания нашего Дома трудолюбия «Ной» в Московском регионе было довольно большое число так называемых «реаб центров», где принимали алкоголиков, наркоманов, бездомных. За свой труд они получали там чаще всего только еду и жильё. Шли они туда очень неохотно, почти все были на улицах, потому что хотели получать за работу деньги. Правда, живя на улице, где вокруг них все были пьяными, они тоже - сегодня эти деньги заработали, а с завтрашнего дня неделю их пропивали. Таким образом бездомный человек в месяц работал только три-пять дней, а всё остальное время был пьяным. У нас они работают за деньги, и у нас вокруг все трезвые, поэтому и у них «период трезвости» длится гораздо дольше, чем те дни, когда они пьют.
И вот, в результате создания такой модели практически все бездомные московского региона, - а их, повторюсь, ещё 10 лет назад на улицах было несколько десятков тысяч, - к сегодняшнему дню с улицы ушли. Все они находятся в рабочих домах, которыми стали бывшие реаб центры. В них тоже начали платить зарплату, потому что именно по этой причине они проигрывали конкуренцию с нами: то есть бездомные их этих реаб центров, где им денег не платили, уходили к нам. А когда там тоже стали платить, те люди, которые были на улицах, ушли ещё и туда. Что же касается тех, что остались на улицах, то их немного, всего несколько тысяч, но они очень заметные, потому что самые грязные, самые «злопахнущие», самые пьяные. Это уже «идейные» бомжи. Я их со спокойной совестью называю бомжами, потому что они хотят жить той жизнью, которой живут. Менять они не хотят ничего. Их и так каждый день неплохо кормят, неплохо переодевают, денег им подают больше, чем они могли бы заработать, то есть для них это вполне осознанный выбор.
И чтобы как-то этих людей перевоспитать - это наверное всё-таки правильное слово - есть два варианта и оба они практически не возможные. Первый - это если все перестанут подавать им любые виды помощи: перестанут кормить, перестанут переодевать, перестанут давать деньги. Вот тогда все они, я уверен, с улицы уйдут, будут готовы трудиться и т.д. Опыт у нас есть: когда где-то такое происходит, с улицы они уходят. Но, к сожалению, очень многие люди считают, что подавать им надо, а то, что они пьют, не важно. Мол, «моё дело подать, а они уж как хотят, они за это сами ответят». Я считаю, что именно этим люди бездомным и вредят
Второй путь не менее несбыточный. Это если государство опять введёт ответственность за попрошайничество, за тунеядство, за ведение «бомжового» образа жизни. Если такое случится, то они все тоже с улицы уйдут. Там останется всего несколько десятков душевно больных, в сильной стадии больных людей, которых надо будет госпитализировать уже по чисто психиатрическим признакам.
Продолжение следует
