Насколько известно, ваша компания не только выпускает уже известные препараты, но и разрабатывает новые лекарства...

Абсолютно верно. Но в этом отношении мы сотрудничаем с научно-исследовательскими институтами, университетами и компаниями, которые работают именно в направлении инновационных разработок. Это совместная работа. Например, мы впервые за 40 лет внедрили в практику лечение устойчивого туберкулеза, вывели на рынок вместе с Иркутским институтом органической химии препарат «Перхлозон». Этот препарат входит в список жизненно важных, успешно применяется и продается. Это 100% российский препарат, наша разработка с нуля. Сейчас мы регистрируем его для поставок в другие страны.

В интервью одному из журналов вы сказали, что лекарства должны быть доступными. Вы за ценами на свои препараты следите? У нас ведь одно и то же лекарство в разных аптеках может стоить по-разному.

Сейчас такого бардака уже нет, во всяком случае, в том, что касается препаратов, которые входят в список ЖНВЛП. Надо отдать должное – государство контролирует очень строго. Что же касается препаратов аптечных, то тут уже рынок регулирует сам. Когда есть один препарат, он продается дорого, а когда выходят аналоги, то цена падает. У пациента всегда есть выбор, что покупать – оригинальный препарат или дженерик.

Это у покупателя. А что касается больниц, поликлиник? Вам ведь наверняка приходится участвовать в каких-то тендерах… Не сталкивались ли вы с проблемой, что побеждает низкая цена вне зависимости от качества?

Есть, к сожалению, такой фактор и ему надо что-то противопоставлять. От этого иногда действительно страдает качество: компании борются друг с другом и из-за этого «падают» в цене вплоть до себестоимости. А потом вынуждены экономить, например, на упаковке, на инструкции, на вспомогательных материалах, чтобы хотя бы в эту себестоимость войти. Честно говоря, я пока не понимаю, каков должен быть механизм, чтобы компании не падали ниже определенной цены, дабы не экономить в производстве препаратов. Если цена субстанции отрегулирована и она зарегистрирована, то вспомогательные материалы можно купить и в Германии, и в Китае. Разница - и в цене и в качестве. И когда цена слишком маленькая, производителю тяжело использовать дорогие материалы. Потому что это будет неоправданно дорого. В таком случае компания не окупит затраты.

В России, к сожалению, сложилось устойчивое мнение, что импортные лекарства – качественные, а все те, что производятся в родной стране, - или подделки, или работают, но не так эффективно. Что, на ваш взгляд, нужно сделать, чтобы так не думали, и главное - чтобы это и впрямь не соответствовало действительности.

Я абсолютно с этим мнением не согласен. В девяти случаях из десяти – это неправда. На современных заводах России выпускаются препараты достойного качества, и когда они выходят на рынок и продаются дешевле, у компаний иностранных не остается весомых аргументов. Ведь то же самое, что они завозили за сто долларов, российская компания порой поставляет за 20-30. И им просто надо каким-то образом себя защищать. Есть лоббизм, огромные деньги выделяются на продвижение своих товаров. Не здесь ли источник таких разговоров, что «в России ничего делать не умеют» и что «не надо российское покупать»?Но есть и другая сторона этого вопроса. Бывает, что одна рыба может испортить всю воду. Например, на одном из 600 заводов в России произвели некачественный препарат, а фактически репутация страдает у всех. Что нужно делать для того, чтобы такие вещи не случались? На мой взгляд, Минпромторг или другой лицензирующий орган должен более строго контролировать условия производства лекарственных препаратов в России и действовать жёстко, если это происходит в условиях ненадлежащих.

Ваша компания начиналась в Иркутске, там, где вы учились. В этом городе появился и первый завод. Сколько заводов у вас сейчас и чем они друг от друга отличаются?

Сейчас у нас пять заводов, и они, естественно, как пять детей у одних родителей – все разные. Если Иркутский завод, самый большой, в настоящее время делает препараты для лечения туберкулеза, вич-заболеваний, производит антибиотики и противомикробные препараты, то специализация Тюменского завода – препараты для лечения сахарного диабета, контрастные пре-параты. Петербургский завод направлен только на производство противоопухолевых препаратов. Уссурийский завод в Приморском крае выпускает растворы для инфузионной терапии, начиная с простых базовых и заканчивая растворами последнего поколения. И, наконец, Братский завод производит субстанции.

Наши люди зачастую стремятся в Москву, а большинство ваших заводов находится за Уралом – Тюмень, Иркутск, Уссурийск... Почему именно там?

Сначала так сложилось исторически. Я жил, учился и работал в Иркутске. И бизнес, естественно, начал именно там. А потом мы познакомились с властью Приморского края, и возникла идея построить завод у них. В Тюмени стоял закрытым построенный завод-банкрот, который показался мне перспективным. Мы познакомились с губернатором Тюменской области, и он предложил принять меры, чтобы этот завод заработал. Мы его купили, запустили и начали развивать. Когда я знакомился с президентом страны Путиным и сказал, что все наши заводы находятся в Сибири и на Дальнем Востоке, президент этому обрадовался...Но, в конце концов, должно же быть что-то и на западе страны... В Петербург мы пришли потому, что там есть особая экономическая зона, условия в которой были созданы до того хорошие, что отказаться от них было невозможно. Мы в него инвестировали около 2,5 млрд рублей, и в прошлом году завод начал работу.Но я вижу и другие перспективы, мы работаем в этом направлении.

А главы регионов – в первую очередь, в европейской части России - зная успех вашей компании, не предлагают ли вам какие-то не менее привлекательные, чем в Петербурге условия?

Что касается активности глав регионов и их служб, то надо отдать им должное - особенно в последние четыре года предложения идут непрерывно. Мы видим заинтересованность местных властей в том, чтобы привлекать инвестиции, строить новые производства. По-моему, это происходит благодаря политике правительства, а началось с принятия программы «Фарма-2020». Но у нас, конечно, тоже есть свои ограничения, далеко не везде можно построить заводы.

Не мешает ли вам «главная беда России» – большие расстояния?

Настоящая беда не в расстояниях и не в состоянии дорог, беда – в отсутствии кадров этого направления. Оказалось, что какое-то время ни люди в фарме не работали, ни специалистов этого профиля в институтах не готовили.

А откуда же вы их берете сейчас?

Готовим. Бывает, что прямо со школы берем и готовим: направляем в Петербург, за границу, оплачиваем обучение. Потому что кадры – это самая, на мой взгляд, большая проблема в развитии фармотрасли в России. И для того, чтобы быстрее развиваться, надо этим вопросом очень серьёзно заниматься.